пусть это тоже тут будет

[knightV]

Сын множества
Автор: clever_sleazoid
Фэндом: The Elder Scrolls V: Skyrim
Основные персонажи: м!Довакин
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен, Фэнтези
Размер: Драббл
Описание:
Сорен Дракс просто обожал эксперименты. А более всего на свете, он обожал эксперименты над собой.

Сорен Дракс любил эксперименты. Ему нравилось думать о факте своей жизни, как о глобальном эксперименте его матери, несмотря на то, что она вряд ли вообще знала такое слово. Первая потаскуха Вороньей Скалы, развратна, открыта всему миру и вечно пьяна вином и похотью. Все знали ее, все хотели ее, потому что она тоже хотела каждого, с кем была. В этом заключался такой непрактичный подход к обустройству жизни. Она была настолько шлюхой, что ей можно было за это не платить. Конечно, идеализировать людей не входило в привычки Сорена, но к матери он испытывал чувство нежного снисхождения, эквивалентное любви для его холодного рассудка.

Разве рождение ребенка – не эксперимент? Ей было едва за двадцать пять, когда она забеременела. По меркам данмеров, такой возраст столь же безрассуден, какими бывают тринадцатилетние человеческие девочки. Самым ценным ее имуществом являлись ветхий родительский дом недалеко от порта, латунная статуэтка Сангвина, пара изношенных шерстяных платьев и одно из алик'рского шелка. Это платье мать никогда не надевала, только любовалась им, мечтая, как будет кружиться в бешеной пляске на вечном празднестве в Очагах Наслаждения, а легкие юбки будут развеваться вокруг нее. Естественно, она ничего не могла дать своему ребенку, кроме жизни и нежности, которой ему, то не хватало, то, наоборот, предоставлялось в избытке. Когда в течение многих лет на завтрак, обед и ужин тарелка вареного батата. Когда ботинки дырявые, а зима в самом разгаре. Когда воздух насквозь пропитан пеплом, горечь которого въедалась во все вокруг, и эта пыль буквально везде, потому что в хижине сплошные прорехи, а окна закрыты контрабандными шкурами нетчей – подарком одного из отцов Сорена. Отцы Сорена. Мать не знала его настоящего отца, да и особо не интересовалась этим. Мальчика она называла сыном множества мужчин.

Детство Сорена прошло в этой самой лачуге. Мальчик, не по годам смышленый, был предоставлен сам себе. Не имея возможности получать знания в школе, познавал мир путем экспериментов над ним. Он был худенький и юркий, как тень, что позволяло ему незаметно утаскивать все, что плохо лежит. В основном это были книги, по которым он самостоятельно научился читать и писать. Уже тогда Сорен понимал, что он особенный, и потихоньку взращивались в его душе непомерные амбиции и неконтролируемая жажда знаний. Годы шли, и эксперименты становились все изощреннее. Он вскрывал мелких животных, изучая их с холодным вниманием настоящего ученого. Испытывал возможности своего тела, погружаясь в воду на слишком долгое время или съедая что-то такое, чего не ели нормальные люди. Воровал уцененные и неудавшиеся зелья из лавки алхимика, легко совершенствуя их, а затем продавая за копейки морякам, которые так часто гостили у его матери. Деньги эти он тщательно прятал, лелея мечту о покупке собственного набора алхимических инструментов.

Он был скрытным, нелюдимым и необщительным мальчиком, ни с кем не делился своими мелкими достижениями и открытиями, ведь все они были крайне важными и серьезными. Если бы мать Сорена внимательнее присмотрелась к своему сыну, она бы заметила, насколько он необычен и даже гениален, хотя и такого слова она не знала, конечно же. Об этом Сорен тоже любил размышлять и раз за разом приходил к выводу, что ему своеобразно повезло с такой беспечной матерью, ведь иначе все сложилось бы совершенно по-другому.

Сорену шел пятнадцатый год. Он проводил свободное время в Храме, помогая старейшине и выполняя грязную работу. За это он получал еду получше той, которую готовила мать, а также ему позволялось брать одну книгу в неделю из храмовой библиотеки. Но особой ценностью для него была возможность наблюдения за ритуалами сжигания мертвецов. С нескрываемым любопытством мальчик глядел на старейшину и его ученика, впитывая все жесты и движения перед тем, как трупы вспыхивали ослепительным оранжевым пламенем. Горение длилось долго, но Сорен мог часами смотреть, как они обращаются в прах и становятся ничем.

Был девятый день месяца Утренней Звезды. На улице начиналась буря: холодный северный ветер нещадно хлестал по щекам, забивая пепел в глаза, уши и за шиворот куртки. Маленькую рыбацкую лодочку оторвало от пристани и уносило в волнующееся море, которое казалось бесконечным вздувающимся черным организмом. Вернувшись домой и тихо скользнув в комнату, Сорен понял, что у них очередные гости. Высокий, широкоплечий и светловолосый норд, будто сошедший с рисунков древних эпических легенд, со всей силы бил его мать по лицу. Мальчик бросился на него, пытаясь перехватить руку, но его оттолкнули так легко, словно он был пушинкой. Упав на грязный земляной пол, Сорен впервые испытал доселе неведомое ему чувство – бешеную ярость. Он вскочил и, не осознавая толком, что творит, повторил ритуальные жесты старейшины и его ученика, стискивая до боли зубы. Норд визжал, как свинья, когда вспыхнули золотые волосы, когда огонь прожорливо охватил все его тело, когда полопалась кожа и вытекли глаза. Мать отпрянула и в ужасе забилась в угол. Сорен стоял и смотрел, как человек становится ничем. Вот только на этот раз понадобилось всего несколько минут. Ему это польстило.

Уже на следующий день, прихватив свои нехитрые пожитки, они отплыли на материк, истратив все накопленные деньги Сорена на оплату капитану. Так они оказались в Виндхельме.

Существование в этом колючем ледяном городе было воистину беспросветным. Они поселились в тесной коморке в одном из постоялых дворов Квартала Серых, работая с утра до ночи, чтобы иметь возможность платить за жилье. Вскоре мать нашла место в борделе под названием «Цветок коды» и переехала туда. Сорен стал жить один, хватаясь за любую работу, будь то чистка конюшен или разгрузка трюмов. Условия были рабские, Сорену катастрофически не хватало свободы и времени для изучения чего-то нового. Он чувствовал навязчивую неудовлетворенность собой и разочарование, ведь после того рокового события тайно предвкушал свое величие, а на деле только перебрался из одной норы в другую и, как ни старался снова вызвать огонь, высекал из пальцев лишь искры.

Но ничто так не иссушало его душевные силы и задевало самолюбие, как нападки со стороны местного населения. Расистские настроения по отношению к данмерам среди нордов были всегда, а уж после войны с Альдмерским Доминионом и вовсе зашкаливали. Люди, как известно, любят сбиваться в стадо. Таким образом, обычный среднестатистический норд, казалось бы, просто обязан ненавидеть всех эльфов без исключения. Но альтмеры были слишком сильны, умны и осторожны, чтобы подвергаться травле. Поэтому праведный гнев дискриминации обрушивался на неприкаянных беженцев из Морровинда, которым некуда было идти и негде прятаться.

Сорен со своим непокорным характером страдал, наверное, больше остальных. Все данмеры знали его, как бесстрашного борца с беспощадной машиной предрассудков и любили его за это. Терпеть издевательств над своим народом Сорен не мог и никогда не проходил мимо даже самой ничтожной несправедливости. Острый на язык серокожий мальчишка выводил нордскую шпану из себя, задевая едкими словами сильнее, чем самым наточенным клинком. За это они нещадно раздавали тумаков, но он никогда не отступал и раз за разом ввязывался в драки. Один раз после такой потасовки Сорен чуть не умер, бессознательно провалявшись полночи в сугробе. Его нашел хозяин местного клуба «Новый Гнисис», привел в чувство и выходил, потому что избили пацана от души, он простудился и отморозил ухо, которое потом пришлось отрезать. Говорят, что после этого случая мать Сорена стала постоянным гостем в том клубе.

С матерью мальчик виделся редко, а причина их вынужденного путешествия не обсуждалась никогда. Все его попытки вернуться в тот вечер и поговорить тщательно игнорировались, как будто не случилось ничего из ряда вон выходящего. Сорен чувствовал обиду и досаду, но злиться долго на нее не мог, потому что все-таки она пожертвовала своей привычной жизнью ради него, и он понимал это. Так продолжалось больше двух лет, пока однажды ночью она не пришла в его комнатушку с небольшой котомкой.
Дела у нее в Виндхельме шли относительно неплохо. Ее неуемная страсть была взята под контроль, что обеспечило регулярный заработок, пусть и небольшой. Деньги она откладывала, чтобы ее сын получил шанс на светлое будущее. Она сказала, что это будет правильный материнский поступок, которым она надеется искупить свою вину за его нищее детство. В котомке лежали теплый плащ с капюшоном, добротные сапоги из коровьей кожи, слегка поржавевший железный кинжал, кое-какая еда и пятьдесят септимов на повозку до Винтерхолда.

Сорен был в шоке. Коллегия Магов Винтерхолда. Он грезил об этом так неистово, но и представить не мог, что мать знает о его мечтах. Он порывисто обнял ее, сбивчиво делясь своей внезапно накатившей неуверенностью в том, что его примут, что у него никак не получается повторить ту пламенную магию, которая наверняка поразила бы экзаменаторов. В ответ мать гладила его по голове, убеждая, что все получится, ведь ему суждено стать великим, подкрепляя тем самым непомерные амбиции своего сына.

Рано утром Сорен уехал из ненавистной, обледенелой и древней нордской столицы. Мать провожала его – это был последний раз, когда он ее видел. Разумеется, он поступил в Коллегию. За те несколько лет, что они провели вдали друг от друга, мать присылала ему посылочки со всякими мелкими подарками, а иногда и записки, которые помогал писать хозяин клуба «Новый Гнисис», потому что грамоте она была не обучена. Тот же хозяин читал ей вслух длинные письма Сорена, подробно описывающие все, что с ним происходило, и сердце ее наполнялось счастьем и гордостью. В какой-то день Сорену пришло уведомление, что его мать скончалась от болотной лихорадки. Ни о чем более он так не жалел, как о том, что мать не дожила до дня, когда он смог бы купить ей сотню платьев из алик'рского шелка.

Учеником Сорен был блистательным. Науки теоретические давались ему легко и непринужденно. За практические же брался с яростным упорством, чем вызывал невольное восхищение у своих учителей. Когда пришло время выбирать школу, Сорен без колебаний пошел по пути огня Разрушения, отдавая дань памяти и уважения своему страждущему пепельному народу, историю которого изучил вдоль и поперек. Там он нашел своего первого настоящего друга – каджита по имени Дж'зарго. Такой же экспериментатор и честолюбивый гордец, остроумный и знающий не понаслышке, что такое предвзятое отношение и пренебрежение только потому, что ты родился с хвостом и когтистыми лапами. Во многом они были похожи, а дружба эта нетленна по сей день.

Долгие годы Сорен провел оттачивая свое мастерство и занимаясь наукой. В день, когда ему присвоили звание мастера, он покинул Коллегию и отправился в путешествие по Скайриму. К жажде новых тайных знаний прибавилась жажда приключений. Множество раз со всем своим безрассудством, которое досталось ему от матери, Сорен Дракс рисковал своей жизнью: то спускался в темные глубины подземелий, то исследовал древние руины, то добровольно сдавался в плен Изгоям, лишь бы выведать секрет Верескового сердца…

Кто знает, какой сумасшедший случай привел Сорена однажды в Хелген, но он дал начало его истинному триумфу. Особое удовольствие доставляло то, как вытягивались лица нордов, когда они понимали, что легендарный нордский спаситель – серокожий данмер. Вернувшись в Виндхельм уже как Довакин, Сорен произвел настоящий фурор, потому что поселился в клубе «Новый Гнисис» и прямиком оттуда отправился на встречу с самим Ульфриком. Узнать в нем того мальчика, который отчаянно защищался от человеческой жестокости, было легко. Достаточно посмотреть на изуродованное ухо и уловить пламенно-алый взгляд. Люди, которые когда-то издевались над ним, попрятались по своим норам и не высовывали носу на улицу, пока тот не уехал. Такое же чувство ликования Сорен испытывал во время переговоров между Империей и Братьями Бури, когда от него буквально зависел исход всего действа. А уж когда он попал в святая святых всего нордского народа Совнгард, так и вовсе откровенно забавлялся этой иронией.

Жизнь определенно удалась так, как он того хотел. Алдуин повержен, а впереди еще много лет приключений, экспериментов и открытий. Он снова отправился путешествовать – на этот раз за пределы Скайрима и везде его чествовали, как великого героя.

Вернулся Сорен Дракс в Северную провинцию как раз в тот год, когда из праха восстала Стража Рассвета. Он разменял уже шестой десяток, но седина еще не успела коснуться его волос, так как магия в его крови откладывала старость на немыслимые сроки. И все же возраст был почтенный, но, не смотря на это, мальчишеское любопытство завело его в восточный Рифт, где среди непреступных скал в величественной каменной крепости расположились Стражи.

Это был очередной эксперимент – ввязаться в войну с нечистью, да еще взять в такой опасный поход приемную дочь предводителя охотников и взвалить на свои плечи полную ответственность за нее. Почему бы и нет? Вирен Галиен – так ее звали. Совсем еще мелкая. Худая, бледная и тихая как мышь, зато с арбалетом, надо признать, управлялась отменно. К этой девчонке у Сорена проснулись непонятные отеческие чувства, которых он сам не ожидал. Он все время поучал ее, ворчал и оберегал. Вирен искренне недоумевала, но постепенно начала прислушиваться, ведь путешествие обещало быть долгим, а Сорен был сильной личностью и научился располагать к себе людей за годы жизни.

В первую ночь после того, как Серана присоединилась к их маленькой компании, Вирен яростным шепотом доказывала Сорену, что необходимо было убить таинственную девушку, пока она еще не очухалась в своей гробнице, ведь с вампирами так и поступают. Сорен с таким выразительным разочарованием посмотрел на свою спутницу, что та залилась густой краской.

– Расширяй горизонты, малявка! – возмущенно воскликнул Сорен, щелкнув Вирен по носу. – Не суди о людях, пока не узнаешь их. Она же все слышит, не стыдно тебе?

Серана полностью оправдала ожидания в своей необычности. Очередной эксперимент оказался успешным, а Вирен… Тоже вынесла урок. Сорен нередко стал замечать тоскливые взгляды, которые она украдкой бросала на их новую знакомую.

«Я имел в виду немного другое, когда советовал расширять горизонты», – смущенно думал он, опасаясь за хрупкое девичье сердце Вирен.

Следующим пунктом в этом приключении стал замок Волкихар. А точкой невозврата – длинные и тонкие пальцы лорда Харкона, сжимающие плечи Сорена. Ногами он не доставал до пола, ощущая трепетное предвкушение нового начала. На задворках сознания еще билась мысль: «А не слишком ли далеко ты зашел, Сорен?». Но дело в том, что Сорен Дракс просто обожал эксперименты. А более всего на свете, он обожал эксперименты над собой.